Из воспоминаний Ирины Дмитриевны Казаковой о том, как появилась Минута молчания:
«— А было всё так. В феврале 1965 года меня вызвал Главный редактор редакции информации Центрального телевидения Николай Семёнович Бирюков и, сославшись на поручение коллегии Комитета, сказал: «Подумайте, чем ознаменовать 20-летие Победы». И я пошла бродить по коридорам Шаболовского телецентра. Я принадлежу к типу журналистов, которым светлые идеи приходят во время хождения по длинным коридорам. Новый кадровик, который часто видел меня в коридоре, предложил уволить за «безделие». Но идея пришла именно в момент такого безделия. Я села и быстро написала сценарий будущей передачи-ритуала «Минута молчания».
Встала задача: что делать с самой минутой молчания в эфире? На телевидении будет какое-то изображение. А на радио? Целая минута тишины в радиоэфире — дыра. Екатерина Тарханова с её масштабом мышления и тонкостью воображения придумала в минуту молчания в эфире вплести перезвон Кремлевских колоколов, которые сохранились в запасниках Большого театра. И не просто перезвон, а вызвоненную на колоколах мелодию траурного марша «Вы жертвою пали». Партитура этого марша в исполнении на колоколах тоже была разыскана. Фонограмма складывалась как торжественная литургия. Ждали текста. А он не писался. Выковывался. Страничка с небольшим литого слова. Это должна была быть молитва. Наконец поставили точку и поняли: ни вставить, ни убрать из текста больше ничего нельзя. Кому дать прочесть молитву? «Вера, — спросила Екатерина Тарханова, — ты можешь молиться?». «Не знаю, — ответила Енютина, — давай попробую». Вера склонилась над текстом и очень скоро дала знак, что готова. Записали первый дубль, второй, третий. Но лучше самой первой записи ничего уже не получилось. Его и стали накладывать на готовую фонограмму. Голос Юрия Левитана: «Слушайте Москву! Слушайте Москву!» — Тревожно торжественные звуки метронома приковывали внимание. — «Слушайте Москву!» Из-под чеканки метронома выплывали тихие звуки «Грёз» Шумана. «Товарищи! — сказала Енютина так, что сердце упало. — Мы обращаемся к сердцу вашему. К памяти вашей. Нет семьи, которую не опалило бы военное горе…» Звучала молитва, и если человек шёл, он останавливался, замирал и не мог оторваться от голоса молящейся. Мы сидели в аппаратной студии «Б» на Шаболовке: Светлана Володина, Николай Николаевич Месяцев и я. Ещё не отзвучали последние аккорды передачи, как я услышала рядом с собой рыдания. Закрыв лицо платком, не стесняясь нас, плакал Николай Николаевич. Впервые в жизни я видела, чтобы зарыдал мужчина. И мы не скрывали своих заплаканных лиц. Это были святые слёзы. Мы поняли: радиовариант «Минуты молчания» готов. Лучшего нам не сделать. И, конечно, передача должна быть единой на радио и на телевидении. Теперь начиналось не менее трудное — сделать вариант телевизионный. Искали изображение, отбирая документальные кинокадры войны. Решили дать самые сильные, самые трагические кадры, запечатлённые фронтовыми кинооператорами. Горы плёнок. Снова «в грамм — добыча, в тонны руды». Наконец смонтировали 17 с половиной минут изображения — именно столько звучал радиоритуал «Минута молчания». Стали соединять плёнку и фонограмму. Ничего не получалось. Кинокадры шли отдельно. Молитва отдельно. Вдруг в один из вечеров наших мук, когда Николай Николаевич Месяцев был на телестудии и мы обсуждали очередной вариант, он тихо сказал: «На экране должен быть только огонь, живой бьющийся огонь». Мы ахнули. Предложение было гениальным."